[Jess_L]

Нашла в англофандоме фик по редкому даже там пейрингу. Может быть, еще кому-нибудь он глянется)

Название: Возвращение в пустыню
Фандом: фильмы «Опасный человек: Лоуренс после Аравии» 1992 г., «Лоуренс Аравийский» 1962 г.
Переводчик:  Jess_L
Бета:  Stochastic
Оригинал: thesadchicken «Back to the Desert», разрешение на перевод получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/4168728
Размер: драббл, 982 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Фейсал I, король Ирака/Т. Э. Лоуренс
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Он вернул меня в пустыню. Только он мог это сделать.
Примечание автора: Фильм «Опасный человек: Лоуренс после Аравии» полностью мной завладел. Он просто великолепен, и невозможно не заметить взаимного притяжения между Лоуренсом и Фейсалом. И вот результат! (текст не бечен)
Дисклеймер: отказываюсь

Наблюдая за склонившимся в молитве Фейсалом, Лоуренс улыбнулся. Проследив взглядом изгиб позвоночника, он загляделся на округлые ягодицы.
Принц молился низким печальным голосом, медленно и торжественно.
Плавное звучание арабской речи успокаивало утомленный слух Лоуренса. Затаив дыхание и прислонившись к стене, он с беспечной радостью рассматривал принца. Фейсал наклонился и обнял свои колени. Лоуренс заметил, как напряглись под просторной одеждой сильные мышцы. Закрыв глаза, Фейсал шевелил губами. Не переставая молиться, он опустился на колени.
Некоторое время Лоуренс любовался Фейсалом, затем прикрыл веки и прислушался к вздохам, песнопениям и восклицаниям. Время будто остановилось. Французская столица с ее пронизывающим холодом исчезла, и Лоуренса обожгло взошедшее над безбрежным океаном барханов солнце. Он вновь вернулся домой…
— Ас-саля́му алейкум ва-рахмату-Лла́х*, — дважды повторил Фейсал, поворачивая лицо к востоку и к западу.
Закончив молитву, он со вздохом поднялся на ноги.
Лоуренс открыл глаза и оттолкнулся от стены. Эмир подобрал саджаду**, обернул вокруг руки и приблизился к Лоуренсу, пытаясь скрыть мимолетную поддразнивающую улыбку.
— Я чувствовал твой взгляд, — в голосе Фейсала слышался упрек, но в его глазах светилась радость.
— На вас приятно смотреть, — усмехнулся Лоуренс, и Фейсал внимательно взглянул на него. В глазах принца притаилась улыбка.
— Я молился, — Фейсал направился в спальню.
Лоуренс последовал за ним. Не сводя взгляда с принца, он сел на огромную кровать. Отложив молитвенный коврик на кресло, Фейсал прошел в ванную и оставил дверь приоткрытой.
— На мгновение я вернулся в пустыню… — мечтательно произнес Лоуренс. Он прислонился к спинке кровати и повысил голос, чтобы эмир мог услышать:
— Я закрыл глаза и перенесся туда…
За словами последовало молчание, прерываемое лишь шорохом скользящей по коже ткани и падающей на пол одежды. Затем Фейсал тихо произнес:
— Ты скучаешь по ней.
Это прозвучало скорее утверждением, чем вопросом, и Лоуренс ничего не ответил. Они оба знали — он скучал. Он не смел признать это открыто и чувствовал себя глупцом, скрывая очевидное. Это всё равно, что пытаться скрыть то, что написано у тебя на лбу. И всё же он был не готов сознаться себе в том, что в пустыне чувствовал себя дома в большей степени, чем где-либо в Европе. Однажды Фейсал сказал, арабы ненавидят пустыню. Ненавидят ее бесплодность и жестокость, они любят воду, зелень и прохладу. Для Лоуренса безжалостное солнце, опаляющее полуприкрытое лицо, жалящий кожу раскаленный песок, медленные движения верблюдов между барханами... Все это было прекрасно. И эмир, как никто другой знал, насколько сильно Лоуренс тосковал по пустыне. Чего он не знал, так это того, что у него был особенный волшебный дар. Его присутствие возвращало Лоуренса в пустыню.
— Фейсал, — начал он, замолчал и глубоко вздохнул.
Неожиданно он почувствовал, как кровать рядом прогнулась, и открыл глаза.
Фейсал сидел рядом. Из одежды на нем были лишь белые шаровары. Лоуренс не слышал, как он подошел, и неожиданная близость встревожила его. Он забыл, что собирался сказать. Широко открытые темные глаза Фейсала смотрели ему прямо в душу, его пронизывающий взгляд, нежный и суровый одновременно, завораживал. Они сидели так близко друг к другу, что Лоуренс чувствовал, как теплое дыхание Фейсала щекочет щеку. Он больше не мог убегать от себя, от своей правды, Фейсал читал его как открытую книгу, и впервые это перепугало Лоуренса до смерти.
Он знает меня... Это внушает ужас.
Дрожал ли он от осознания собственной уязвимости? Или от понимания, что в глубине души он желал этой уязвимости и беспомощности, желал отдаться полностью, весь без остатка? Он ненавидел свою слабость, но не мог противостоять ей. Не мог противостоять теплому и понимающему взгляду Фейсала, его нежным прикосновениям. Фейсал накрыл ладонью дрожащие пальцы Лоуренса, сжал ласково и успокаивающе.
Он понимает меня... но не причинит мне вреда.
Объятья Фейсала одновременно внушали ужас и обещали защиту. Лоуренс не мог устоять, он позволил себе упасть. Сам обвил руками смуглые плечи Фейсала. Они соприкоснулись щеками, борода эмира оцарапала кожу Лоуренса, как песок пустыни. Лоуренс вжался в Фейсала, почувствовал, как Фейсал скользит руками по его спине, дотрагивается до его волос. Отстранившись, но не отводя взгляда друг от друга, они оба глубоко вздохнули. Ощущая сладкую горечь объятий, вспомнили другие ночи в далекой стране, где они согревали друг друга перед рассветом.
Они впервые целовались под западным небом, и Лоуренс зажмурился, желая обратить время вспять и вернуться туда, где все началось. Он не открыл глаза, ни когда Фейсал уложил его поперек кровати, ни когда избавил от одежды, ни когда наклонился и провел языком по обнаженной белой коже. Он позволил Фейсалу вернуть себя в пустыню.

* - окончание мусульманской молитвы, буквально "Мир вам и милость Аллаха"
** - молитвенный коврик

@темы: слэш, перевод, фик, Т.Э. Лоуренс, PG-13, романс, Фейсал

---

Умер Омар Шариф

[Galen Erso]

На 83-м году умер актер Омар Шариф.
Омар Шариф родился в Александрии, дебютировал в египетском кино в 1954 году. Знаменитым на весь мир стал после первого же своего англоязычного фильма «Лоуренс Аравийский» Дэвида Лина, где сыграл одну из главных ролей и стал за нее номинантом на премию «Оскар».
www.gazeta.ru/culture/2015/07/10/a_7632773.shtm...

---

иордания, вади рам, май 2013 - фоторепортаж

[figaro_here_there_and_everywhe]

существует на земле место, где имя лоуренса аравийского упоминается ежедневно, половину мужского населения зовут ауди хувейтат, красная и белая пустыни встречаются, и где мне посчасливилось побывать в мае прошлого года.

добро пожаловать в вади рам!

добро пожаловать в вади рам!
каждый бедуинский проводник расскажет вам любые небылицы про лоранса и проведет уже устоявшимися маршрутами по связанным с ним местам. которые, впрочем, прекрасны и без привязки к отдельным личностям, и мой номер первый - лорансес спринг, скромный источник на величественной горе,



путь к которому крут и тернист,



но оно того стоит!















знаменитая гряда, вдоль которой в фильме лоранс со всем аудиным кодлом после выступления из лагеря хувейтатов сначала проследовал на север, а потом той же дорогой обратно на юг (это можно заметить и просто по расположению теней, но когда смотришь на знакомые места, то выглядит гораздо забавнее). и режиссера можно понять)







лорансес хаус, который показывает, насколько имя лоуренса аравийского превратилось в ходовой товар, приманку для туристов.







но в таких искусственных наживках вади-рам и не нуждается, он и сам по себе поймает ваше сердце и навсегда возьмет в плен!





















огромное количество прекрасных видов и небольшая субъективная болтовня по поводу и без могут быть найдены в моем личном дневничке по тегу иордания 2013 (записи про вади рам - почти самые старые).
...what is it that attracts you personally to the desert?
It's clean.

@темы: фотографии

---

Умер Питер О'Тул.

[Galen Erso]

Британский актер Питер О'Тул, лучший исполнитель роли Лоуренса Аравийского, скончался на 82-м году жизни после долгой болезни.
www.gazeta.ru/culture/photo/umer_piter_otul.sht...

---

[moody flooder]

Исторический ТЭЛ:
thisisaslongas начитывает аудиоверсию "Чеканки" и продолжает выкладывать по главе в день: 2-13, 2-14, 2-15, 2-16, 2-17, 2-18, 2-19, 2-20, 2-21, 2-22
thisisaslongas выкладывает предисловие ТЭЛ к переводу Одиссеи и его письмо о переводе, его письмо о Жанне Д"Арк, его письмо к Робу Гаю, рассказ Хамуди о ТЭЛ, рассказ об афганских слухах,
telawrence выкладывает постеры шоу Лоуэлла Томаса, фото фигурки ТЭЛ, письмо ТЭЛ к матери из Акабы, фото ТЭЛ с одним из телохранителей, письмо к Ричардсу с 1918 г.
tes3m цитирует воспоминания о ТЭЛ Клариссы Диксон Райт
The Wall Street Journal выкладывает рецензию на 7столпов

Фандом:
Чай с ванилью пишет, за что голосовала на миди 3 левела и мини 3 левела

@темы: обзоры

---

[moody flooder]

Исторический ТЭЛ:
thisisaslongas начитывает аудиоверсию "Чеканки" и продолжает выкладывать по главе в день: 2-4, 2-5, 2-6, 2-7, 2-8, 2-9, 2-10, 2-11, 2-12
telawrence выкладывает фото ТЭЛ с собакой, столовой утвари ТЭЛ, заказанный ТЭЛ портрет Ньюкомба и письмо к нему

Фильм:
Лоуренсячья команда выкладывает на ФБ перевод субтитров "Опасного человека" на русский

Фантворчество:
Лоуренсячья команда выкладывает на ФБ кроссоверные клипы, арты и мини и макси
Команда Дикого запада выкладывает клип-кроссовер ЛА с "Золотом Маккены" и юмор с Лоуренсом
Команда ГП выкладывает кроссоверы с Лоуренсом: 1, 2
gabbyhowitz рисует портрет ТЭЛ

Фандом:
На ФБ продолжается голосование за спецквест и внеконкурс 2 левела
Rendomski пишет отзывы на миди лоуренсячьей команды
Чай с ванилью пишет, как будет голосовать за рейтинговый челлендж
Stochastic подводит итоги игры
waltrautte предлагает типировать Лоуренса
Milarka-Li пишет про игру
Siore напоминает о голосовании за макси, пишет про последнюю выкладку команды, рекламирует кроссовер Дикого Запада и про спецквест

@темы: обзоры

---

[Stochastic]

Название: Миражи.
Автор: Stochastic
Бета: myowlet
Жанр: военная драма.
Размер: 39000 слов
Персонажи: Лоуренс, Фейсал, Ауда абу Тайи, Алленби, Клейтон, Гарланд и др.
Рейтинг: NC-17
Саммари: слэшный пересказ Арабского восстания 1916-1918г.
Предупреждения: искажения и упрощения истории.

Глава первая
Мир полон тайн. Нэд уяснил это в семь лет. Чтобы разгадать самые интересные загадки, нужно потрудиться — ему пришлось балансировать на хромоногом табурете, дотягиваясь до верхней полки кухонного шкафа, где мама прятала свои секреты. Ищущий сокровища ребенок должен был разочароваться, обнаружив в запертой шкатулке бумаги. Но Нэд, затаив дыхание, всматривался в буквы и цифры, выискивая в них порядок. Шелест бумаг в тишине пустого дома звучал необычно, словно принадлежал другому, незнакомому миру. В привычном мире Нэда сопровождали другие звуки — стук копыт по мостовой, скрип телег, людские крики, смех и плач, удары молотка, звон церковных колоколов. Как зачарованный, он прислушивался к шороху бумаги и оглядывался вокруг — он все еще стоял на табурете и впервые смотрел на знакомую комнату с высоты взрослого. Позабыв о своем желании увидеть в цифрах порядок, Нэд задумался о запретах.
Нарушение запретов всегда наказуемо, он знал об этом. Хлопок двери заставил мальчика вздрогнуть. Возможно, у него хватило бы времени положить бумаги в коробку и захлопнуть шкафчик, но мысль о лжи внушала отвращение. Он спрыгнул на пол - привычнее будет просить прощения, глядя на мать снизу вверх. Половица в коридоре скрипнула, раздался приглушенный вздох, настенные часы щелкнули.
- Почтальон не приходил? - в ее голосе слышалась усталость.
Момент когда мать ступила в пятно солнечного света посреди комнаты, Нэд воспринял как сигнал для исповеди.
-Прости меня, я открыл твой шкаф, - его голос прозвучал слишком громко, слишком звонко и слишком вызывающе. - Я видел, как ты что-то прятала, и не смог удержаться. Мне очень стыдно. Прости.
Время растянулось вокруг Нэда. Он верил, Библия не врет, и раскаяние поможет ему получить прощение.
Но его мама думала по-другому, она развернулась и пошла за розгами.
- Избалованные мальчики вредят себе и подводят других.
Она двигалась очень медленно, чтобы провинившийся мальчик успел подумать о связи вины и наказания. Нэд хорошо знал, что его ждет.
День начался с криков петухов и стука дождевых капель в окно. На улице ветер гнул деревья. Не испорченные грубостью взросления, голоса восьмилетних мальчиков под сводами собора звенели волшебной, головокружительной чистотой. Набирая воздух в легкие, Нэд рассматривал цветные витражи. Несмотря на пасмурный день, красное стекло вспыхивало алыми искрами, зеленые осколки затягивали взгляд в свою глубину. Рисунок казался живым и дышал в такт с Нэдом. Наверное, мозаичным ангелам нравилось пение детей.
Двери церкви скрипнули, старый Билл принес дрова для священника. Сквозняк пошевелил светлые волосы стоявшего в первом ряду мальчика. Забыв о витражах и мозаике, Нэд не мог оторвать взгляд от аккуратной макушки и розовых кончиков ушей. Мальчика звали Питер. Подвижный в играх, он часами мог стоять без движения на службе, словно связанный невидимыми путами. Питер повернул голову, и Нэд увидел тонкий профиль, бледные щеки и движущиеся алые губы. Но самым удивительным были волосы: соломенные пряди обрамляли лицо, беспорядочно, тонкими завитками падали на лоб, гладили щеки. Нэд испытал странное восхищение, ничего прекраснее за свою короткую жизнь он не видел.
Целый день он ходил как заколдованный, не в силах ни на чем сосредоточиться, в глубине души лелея неосознанное до конца желание прикоснуться к белым невесомым волосам.
Грезя наяву, Нэд пропустил обед, засиделся в библиотеке. В темноте пробираясь в комнату мальчиков, он перевернул ведро с водой и промочил ноги. За окном завывал ветер, вдалеке лаяли собаки. В одном из темных боковых коридоров Нэд заметил сгорбленную фигуру. Воображение нарисовало монстра, и, ведомый азартом исследователя, Нэд подкрался ближе. Из меленького окошка под потолком падала полоска лунного света. Мужчина в длинной рясе отстранился от стены, и Нэд увидел белокурую головку за плечом взрослого. Отчего-то сердце забилось быстрее. Взрослый склонился к ребенку, и Нэд услышал сперва шумный вдох, потом тихий стон, а затем все потонуло в мерзком мокром звуке. Оглушенный Нэд не смог уйти сразу, стоял и смотрел, как губы взрослого елозят по лицу ребенка.
Быстрый бег по просторным коридорам не согрел, и Нэд стучал зубами от холода, забираясь в кровать. Рядом посапывали и вздыхали во сне одиннадцать мальчиков. Дождевые капли стучали по подоконнику. В щель между плотными шторами заглядывала луна.
Нэд заснул только под утро. Ему снилось, что он сидит на полу. Без одежды, словно он только что вышел из бани. Свет падал откуда-то сверху, но запрокинув голову, Нэд не смог рассмотреть его источник. Как и не мог различить размеры теплой комнаты в которой оказался. Он заметил движение в темноте. Тени вышли на свет и превратились в мужчин. Все они выглядели по-разному: улыбчивые и хмурые, как булочник Стиви, высокие, как отец, и низкорослые, как шарманщик, которого Нэд видел на ярмарке, с юношеским пушком на щеках, с сединой в бородах. Незнакомцев объединяло одно — они хотел прикоснуться к Нэду. А он не мог отклониться от тянущихся со всех сторон к нему рук. Некоторые прикосновения напоминали ласку, некоторые - прощупывания лекаря. Нэду было щекотно, но смеяться не хотелось. Кожа покрылась мурашками. Чужие руки скользили по его худому телу, без стеснения проникая в самые стыдные, сокровенные места.
Утром, стоя под сводами церкви, Нэд чувствовал себя больным. День выдался солнечным и цветные витражи до слез раздражали глаза своим сиянием. Питер стоял рядом, светлые кудри змеились по его щекам и шее. Питер фальшивил, из его голоса пропала чистота.
Городские дороги во Франции были вымощены кирпичом, в селах их присыпали песком, между деревнями и городами на дорогах кружилась пыль. С одной стороны загородной дороги всегда мелькал лес или золотистое поле. Нэду нравилось сравнивать жителей Франции с картой их страны. Большие города отражали жизненные цели, мечты о достатке и благополучии. Пустоши, леса и широкие поля воплощали страсти и желания.
Несмотря на отсутствие денег, путешествие дарило чувство свободы. Впервые в жизни Нэда окружали только незнакомые люди. С ними он сам чувствовал себя незнакомцем. Он мог сочинить свою собственную легенду, и поблизости не было никого, кто упрекнул бы его во лжи. Особенно хорошо грезилось по утрам. И, поглощая в очередном ресторанчике омлет, Нэд рассказывал:
- Мой отец был богат и знаменит в графстве Йоркшир. Много лет назад у него было все — большой замок, красавица жена, место в палате лордов и благосклонность самого короля Георга. Но, к сожалению, успехи моего отца злили его завистливого и менее удачливого брата. Однажды, прокравшись в замок, он подсыпал яд в бокал моего отца. Мой отец умер в муках через три дня, оставив красавицу жену с малолетним сыном на руках управлять большим поместьем.
В ресторане с белыми скатертями пахло свежими булками и полевыми цветами. Обслуживающий гостей мальчик слушал с приоткрытым от удивления ртом, круглолицая кухарка сочувственно качала головой в такт словам молодого чужеземца. Старичок, жующий батон за соседним столиком, недовольно щурился. Две школьницы с яркими лентами в волосах не моргая смотрели на рассказчика.
- Замок пришел в упадок. Моя мать работала не покладая рук, но наши долги росли. И тогда мой дядя, брат моего отца и его убийца предложил свою помощь. Он предложил моей матери выйти за него. И бедная женщина, ничего не знавшая о его коварстве, согласилась.
Нэд сам почти верил своей истории.
- Бедная женщина, - вторила ему кухарка.
- А как ваш отчим обращался с вами? - выдохнул мальчик
- Меня он ненавидел, ведь я во всем был похож на отца.
- Но как же вы узнали о предательстве? - спросил старик, поправляя свой потертый сюртук.
- Я видел своего отца во сне. И он мне рассказал, как коварно был отравлен собственным братом, - драма достигла апогея, увлеченный Нэд перевел дыхание. - Потом я поговорил со старым слугой, и его рассказ подтвердил мои догадки.
Зрители вздыхали, пожимали плечами, ругались и качали головой. На их лицах сочувствие сменялось сомнением и сожалением.
На подоконник приземлился воробей. Бродившая между столами кошка потерлась о ноги Нэда.
- Послушайте моего совета, молодой человек, - тучная кухарка шумно опустилась на стул рядом с Нэдом, - забудьте эту ужасную историю. Не портьте жизнь себе и вашей несчастной матери. Не мучайте себя.
Нэд смеялся, покидая деревню, впервые он чувствовал, что может быть кем захочет.
Оксфордский университет начался с перевода греческих философов в колледжах Баллиол и Мертон. С тринадцатого века молодежь здесь стремилась к открытиям и тяготела к новым идеям переворачивающим общественные устои. Друзья Нэда цитировали Рембо, сочувствовали Уайльду, спорили об идеях Маркса и говорили о свободе в светлых комнатах университета с окнами выходящими на башню ратуши и церковь св. Марии. Вечерами в душных полуподвальных пабах эти разговоры приобретали особенную откровенность.
Под низкой аркой потолка плавали облака дыма. Вместо музыки по маленькому залу волнами прокатывались стук стаканов, громкий смех и голоса. Столы соприкасались углами как торговые шлюпы на причалах Темзы.
- Видишь парня у стены? - прошептал Форстер, перегнувшись через стол. - Посмотри на его прямую спину... а руки... пальцы длинные, тонкие как у девушки. Готов поспорить, у него все тонкое и длинное...
- У него грязь под ногтями, - пожал плечами Нэд.
Его забавляло наблюдать за мучениями друга — Форстер нервничал, то порывался подняться, то отводил в глаза в сторону, будто хотел забыть о приглянувшемся ему парне. Нэд не понимал его влечения к тонкокостным мальчишкам. Гораздо более притягательным Нэду казался человек в форме у барной стойки. Широкие плечи, военный мундир, огромные ладони. Интересно, есть ли у него мозоли? Так или иначе, Нэд не собирался проверять. Он не был уверен, что готов узнать это. Потому он позволил себе снисходительную улыбку:
- Что же ты не идешь к своему Адаму? Боишься быть отвергнутым? Давай загадаем — если ты разобьешь свои дорогие, подаренные дедом часы, мальчишка с грязной шеей сегодня уйдет с тобой.
Не оценивший шутку Форстер поднялся из-за стола.
Глава вторая.
Яркое небо Сирии ослепляло, как вспышка фотоаппарата — мгновенный шок и потеря памяти на короткий миг. Не похожее на небо Англии — белое, не голубое и абсолютно пустое, облака и тучи редко добирались до его высот.
Пустыня белела холмами, создавая впечатление края без конца. Этот край был свободным. В простейшем значении этого слова, потому что здесь правила необходимость. Хочешь жить - дойди до колодца. Простые условия, простые реакции. Здесь и сейчас. Воплоти себя немедленно, пока пески не поглотили тебя. Даже споры здесь проходили по иным законам. Срываясь порой из-за мелочей, спорщики готовы были вступить в бой, используя вместо оружия любой подвернувшийся под руку камень. Докажи, что ты существуешь. Про себя Нэд называл эти споры черно-белыми, сами арабы тоже представлялись черно-белыми картинками немого кино. Казалось, внутри, под их смуглой кожей тоже существуют бесплотные земли, вади, миражи и белые пятна. Вади были душа и сила воли, миражами мечты и желания, а в белых пятнах зыбучих песков исчезали неприятные неугодные воспоминания. Воспоминания, отравляющие душу и съедающие волю.
Арабов смешила привычка европейцев носить шляпы, они говорили, что христиане, собирающие пушки и самолеты, боятся сияния бога.
Профессор Хогарт царствовал в бывшей военной крепости хеттов в Каркемише. Склоны холма покрывали палатки и траншеи.
В обеденный зной профессор Хогарт пил чай и читал газеты — одна из немногих привычек, привезенных из Англии и сохраненных здесь.
- Современная битва при Кадеше? - усмехнулся Нэд, рассматривая заголовок.
Тучный пожилой профессор с нечесаной бородой и слезящимися под стеклами очков глазами удивленно моргнул. На деревянном табурете он старался сидеть так же прямо, как в кресле своего кабинета в лондонском университете.
Тряпичные стены палатки дрожали под натиском южного ветра. Одежда Нэда пропиталась потом и песком.
- Картер в роли Рамсеса второго, мы - хетты. Деньги лорда Карнарвона вместо легких и быстрых колесниц Рамсеса? - Собственное сравнение показалось забавным, и Нэд весело рассмеялся.
Сведенные брови Хогарта подсказали ему, что он не сильно ошибся — старик завидовал богатому финансированию египетских раскопок, с которым не могли сравниться дотации сирийской миссии британского музея.
- Тогда ваши с Ньюкомбом ночные вылазки... - Нэд заинтересовано склонил голову на бок — старый профессор был едва ли не лучшим игроком в ассоциации, которого он знал.
- Что наши вылазки?
- Мистерии? Оргии? Ритуальные попойки? Ритуальное самооскопление? Молодость. Чтобы почувствовать себя живыми, вам нужно рисковать, подогревая свою веру в себя и в окружающий мир, играя со смертью. Точно так же почитателям Таммуза нужно было регулярно видеть смерть и воскрешение своего молодого бога.
- Мы говорим о культе плодородия? - рассмеялся Нэд и потянулся к разложенным на столе глиняным табличкам.
Каждый из оказавшихся в его руках осколков мог принести открытие - точный список хетских царей, отрывок легенды, подобной эпосу о Гильгамеше, новую версию истории о потопе, подтверждение изгнания людей из рая или указать, где искать ноев ковчег.
Времена массовых крестовых походов остались позади, им на смену пришла эпоха индивидуальных крестовых походов. Пустыня была щедра на подарки, и европейцы привозили домой или грааль, или холеру. Хогарт нашел храм Артемиды, Вулли, с которым Нэд вместе готовил к изданию материалы по раскопкам в Каркемише, искал свой Ур. Картер, полагаясь на одну единственную табличку, перекопал долину царей в поисках своего единственного и неповторимого царя. И не важно было, что египетский фараон умер четыре тысячи лет назад — он жил в голове Картера, затмевая реальный мир.
Нэд пока точно не знал, что он ищет, но верил, что не уйдет из пустыни ни с чем.
Его размышления прервал резкий крик. На площадке перед профессорской палаткой столпились рабочие в грязных рубахах. Чтобы понять, что произошло, Нэду пришлось разогнать их. На западе, где три недели назад раскопали фундамент большого дома, находились наиболее глубокие ямы. Оттуда раздался полный отчаяния крик. Нэд был уверен, что не он один сорвался с места, и очень удивился когда достиг края большой ямы первым. Он определенно не был здесь самым быстрым. Арабам привычнее было рассекать песок. Тем более, он дважды падал, цепляясь за едва заметные протянутые над землей веревки. Дважды перевернул на своем пути установленные на штативах камеры и раз врезался в ящик с инструментами, расцарапав голень.
И все же он успел первым. Позади слышались взволнованные оклики. На дне ямы кричал и плакал человек, по пояс погребенный под досками. Нэд и прежде видел такое — почва просела, балки, удерживающие края ямы, завалились на рабочего.
Скатившись вниз, Нэд вцепился в одну из досок, проклиная свое хилое телосложение, малый рост — одному ему никак не справиться с завалом. Подоспевшие арабы, возбужденные, возмущенные и злые, скатились на дно ямы неорганизованной толпой, толкаясь и споря, они больше мешали, чем помогали. Раздавая указания, Нэд проклинал свое скудное знание арабского - выученные едва ли ни наизусть тома суфийской поэзии и десяток жаргонных словечек.
Когда несчастного спасли, он потерял сознание. Обе ноги были сломаны, над правым коленом из раны выглядывала кость. Передавая его из рук в руки, арабы подняли раненого из ямы.
В какой-то момент крики вокруг сменили интонацию, взволнованные возгласы обернулись ликованием. Кто-то протянул Нэду руку и буквально выдернул его ямы. Дружеские похлопывания по плечу были такими крепкими, что его шатало от них. Он улыбался чумазым людям и как умел нахваливал их скорость, сноровку и реакцию.

Война положила конец раскопкам. Каркемиш был заброшен, через его территорию проходил караван, доставлявший продовольствие турецкому форту. Картографическое общество платило вдвое больше британского музея за исследования пустыни.
Из-за низкого роста Лоуренса не взяли в регулярные войска. Понадобилась протекция Хогарта, чтобы остаться на востоке.
Стены каирского штаба военной и гражданской разведки были обклеены желтыми плакатами с которых взобравшийся на скалу лев, символизирующий старую Англию, призывал молодых львов — Новую Зеландию, Индию, Австралию и Канаду поддержать его в битве. С балкона штаба открывался отличный вид на форт Карт Бейн. Рассматривая его, начальник штаба Клейтон составлял приказы и письма.
Поражение в Галлиполи сделало англичан осторожнее и отодвинуло победу над турками на неопределенное время.
- Джемаль-паша хочет поднять все исламские народы против нас на Священную войну, - Клейтон прошелся по комнате и остановился у окна.
За одну из своих побед Клейтон получил в довесок к медали прекрасной работы шахматы из слоновой кости. Нэду нравилось разглядывать фигурки, в причудливых костюмах которых сочетались детали восточного и западного.
- Священную войну должен одобрить шериф Мекки потомок пророка Мухаммеда, - напомнил Нэд, доставая из шкатулки белого короля. На столе лежала карта, размеченные разными цветами территории Сирии, Хиджаза, Месопотами и Палестины напоминали внутренности жертвенного животного на алтаре. Нэд поставил белого короля на отметку Мекки.
Белый офицер встал на карту посреди Нэджа, отражая эмира Азиза. Две черные туры опустились на точки Дамаска и Медины, превратившись в крупные турецкие гарнизоны. Пешки стали гарнизонами поменьше. Вокруг белого короля появилась свита из его сыновей — самовольно Нэд назначил старшего офицером, средних двух превратил в конных всадников, младшего сделал пешкой. Костяные фигурки грели пальцы. Несколько раз белый король из Хиджаза и белый офицер из Неджа подходили к границам своих владений и встречались друг с другом. Ни разу им не удалось достичь соглашения. Их передвижения больше напоминали брачные танцы. Визит белого офицера в Египет принес больше результатов. Рассудив, что черно-белые фигуры неподходящее воплощение для английских сил, Нэд разместил в Египте стакан с цветными карандашами. Один из карандашей — смелый и неудачливый капитан Шекспир, уговорил неджийского эмира подписать договор с англичанами и погиб в битве между арабскими племенами.
Сколько иронии в имени и судьбе несчастного англичанина? Однофамилец великого сочинителя, возможно, он пришел в пустыню, чтобы сочинить свою собственную пьесу? А на деле нашел нелепую смерть. Битва между двумя арабскими племенами, враждующими сотни лет, битва, в которой убитым оказывается единственный присутствующий англичанин? Удивительная история, поверить в которую мог только тот, кто сам побывал в пустыне. Для цивилизованного мира она выглядела абсурдной, для пустыни вполне реальной. В песках необходимость по-своему переплетала законы логики и вероятности.
- Полная автономия и никаких контактов с иностранными державами без нашего на то согласия, - озвучил условия договора Клейтон.
Зря новобранцы сравнивали генерала Клейтона с его однофамильцем, американским кинокомедиантом — пожалуй, это было единственным что по-настоящему злило бывалого артиллериста. В армии с двадцати лет — он и о существовании кино знал лишь по наслышке.
Театр, который Нэд разыграл на карте, понравился Клейтону гораздо больше, чем результаты, которые принесла договоренность с арабами. Наличие договора ничего не изменило — турецкие караваны, снабжавшие продовольствием армию, по-прежнему беспрепятственно пересекали территории Неджа. А теперь еще возникла угроза священной войны.
- Шериф Мекки не может признать войну против англичан и французов священной, пока немецкий генерал командует турецкой армией, - сказал Нэд.
Турецкие правители умели давить — несколько месяцев назад Мекку взяли в блокаду. И если шериф Хусейн сдастся и признает войну против англичан и французов джихадом — Клейтону грозил бунт правоверных мусульман в Египте и в Судане.
С приходом Ллойда в кабинет Клейтона на карте Лоуренса появилась чернильница — нефтяная вышка на берегу Суэцкого канала. Взбунтуется Египет, англичане рискуют потерять власть над нефтяной скважиной. Будучи опытным финансистом, Ллойд собирался поддержать любое предприятие, лишь бы этого не случилось. Нэд невольно засмотрелся на белоснежную рубашку Ллойда. Белый воротничок и белые манжеты, из-под одного выглядывали часы «Патек Филип». Одежда была настолько чистой, словно Ллойд и не прошел вовсе по пыльным каирским улицам, а перелетел из своей комнаты отеля прямиком в штаб разведки. «Добыча нефти - наше будущее богатство», - говорил он, растягивая гласные на уэльский манер.
Естественным решением было желание договориться с шерифом Мекки. И нельзя было подгадать для переговоров лучшего момента, чем начало мятежа.
Четырехдневное путешествие по Красному морю напоминало средиземноморский круиз - днем жару разряжал морской ветер, ночью над головой мерцало яркое звездное небо. Аравийские берега напоминали крепость с высокими горными стенами.
Повсюду в Джиде виднелись следы упадка. Город так долго принадлежал туркам, что свержение турецкой администрации и упразднение порядков не привело жителей в восторг. Нэд прогулялся по базару среди лотков, над которыми кружили мухи, и убедился, что городские жители не горят желанием поддерживать восстание. Мятежники против турецкого ига могли рассчитывать только на помощь кочевников. Довольно ненадежная прослойка — жителей пустыни обычно мало что интересовало кроме защиты своего клана и вечных конфликтов с соседями.
Английское консульство располагалось на улице с перекошенными домами в квадратном здании с решетками на окнах. По стенам консульства разбегались трещины, в коридорах каменные полы застилили циновками, в кабинете Вильсона массивный дубовый стол, на котором среди бумаг стояла вазочка с засахаренными фруктами, единственный напоминал об Англии.
Вильсон был не высокого мнения о лидерских талантах шерифа Мекки Хусейна.
- Упрямый узко мыслящий старик, не способный просчитывать свои ходы.
- Его четыре сына... - Вильсон закинул в рот горсть фруктов и потер пальцы, стряхивая остатки сахара. - Честное слово, больше всего мне симпатичен младший — Зейд, простой и исполнительный малый. Но он четвертый в очереди на наследование, тем более, рожден от турчанки, вряд ли арабы воспринимают его всерьез. Старший Али, чахоточник, и этим все сказано — то вспыхнет, то погаснет. Два средних...
Вильсон почесал подбородок и кивком головы предложил Нэду попробовать сладости.
- Абдулла и Фейсал. Оба получили классическое турецкое образование — английский, французский, военная академия Константинополя. Оба успели примерить на себя мундиры генералов турецкой армии и побыть депутатами турецкого парламента.
- Мятеж против турок возглавляет турецкая элита?
- Если не по происхождению, то по воспитанию.
- Молодые эфенди, одетые в европейские одежды, которых долг закинул в пустыню, а происхождение поставило во главе полудиких племен кочевников. Хорошее начало, в духе местных традиций, - Нэд скривился — фрукты, которыми угощал Вильсон, показались пересахаренными. - Верить в Пророка - значит, верить, что человек может измениться. Кто раньше обтесывал дерево, лепил горшки, или был турецким генералом, найдет откровение в пустыне и поведет за собой арабский народ к свободе.
Вильсон неопределенно махнул рукой, показывая, что история о Пророках наскучила ему. Нэд не сдержался и выдал шутливое поучение:
- Чтобы восточная сказка заблестела всеми гранями своей яркой простоты, нужно с серьезным расчетом подойти к выбору Пророка.
Он раздумывал о связи пустыни и Пророков, вплоть до момента, когда увидел на городской площади, среди покосившихся домов и куч мусора приближающегося шерифа Абдуллу и его свиту. Принц на белом коне смотрелся величественно. Ритуальное оружие поблескивало в лучах солнца. Свита из бородатых воинов на верблюдах держалась на почтительном расстоянии. Традиционные приветствия перешли к восхвалению мудрости отца Абдуллы, великого мученика шерифа Хусейна. Вспомнили и восемнадцатилетний плен в Константинополе и возвращение в родную Мекку, разоренную, пришедшую в упадок.
Дом Абдуллы отличался простой обстановкой — ковры да подушки, резные шкафы да подносы с угощениями. Кофе подавали в фарфоровых чашках, подаренных полковником Вильсоном.
- Турки взяли Мекку в блокаду, - жаловался Абдулла. - Превосходят нас в оружии. Англичане обещали поддержку моему отцу.
- И как, по-вашему, должна выглядеть наша помощь? - спросил Нэд.
- Артиллерийская бригада в Рабеге могла бы защитить Мекку.
- Потребуется время, чтобы доставить в Рабег артиллерийскую бригаду. К тому же, английская бригада слишком громоздка, и даже если мы поспешим, вы не успеете доставить орудия к стенам Мекки, - все в Абдулле ему было неприятно — одутловатое, полное лицо, заплывшее жиром тело, высокомерные манеры. Он вовсе не был похож на воина, скорее напоминал Нэду ленивого торговца.
- Что произошло в Медине?
- Фахри-паша разбил войска моего брата Фейсала, - Абдулла театрально воздел руки вверх, - Фейсал бежал с аджейли и атеби в горы, оставив туркам на растерзание бен-али.
- Насколько я знаю, - вмешался Вильсон, - бен-али предали Фейсала и сдались туркам. А турки в очередной раз показали, что не прощают и безжалостно карают тех, кто посмел выступить против них. Как только военные действия закончились, Фахри-паша двинулся на Авали и перерезал в поселении бен-али всех женщин, детей и стариков.
- Этого не случилось бы, прояви Фейсал больше решимости, - воскликнул Абдулла. - Племена кочевников слишком самостоятельные. Многие из них не признают власть потомков Пророка. Мы выиграли бы эту войну еще год назад, если бы мой отец слушал меня, а не Фейсала! Мой план был замечательно продуман и обещал успех. Нужно было только пригласить на праздник в Мекку вождей арабских и турецких кланов, а затем взять их в заложники. Тогда мы приказывали бы всем племенам, как собакам. Наше слово стало бы для них законом.
Нечего говорить, план выглядел мерзким, но нельзя было согласиться, что такие действия обеспечили бы Мекке большое преимущество. Малыми затратами. Малыми силами.
- Какое решение принял шериф Мекки после поражения в Медине? - спросил Нэд. - Какой приказ отдал ваш отец? Почему он не отправил ваше войско в окрестности Медины, поддержать Фейсала? Поражение было вероятно, неужели у великого шерифа не было плана дальнейших действий? Или он недостаточно доверяет своим сыновьям, чтобы посвящать их в о свои планы?
В первую очередь ему хотелось сбить спесь с Абдуллы. Изрядно надоело его желание выгородить себя, очернив при этом брата.
- Наши войска нужны моему отцу, чтобы защищать священный город, - воскликнул Абдулла.
Вильсон еще что-то говорил о пушках, которые можно привезти по хиджазской железной дороге. Некоторое время араб и англичанин горячо обсуждали плюсы и минусы существования самой этой дороги. Нэду стало скучно.
Старший сын шерифа Хусейна Али производил более приятное впечатление, чем Абдулла. Прямые высказывания, горящий взгляд — порывистый, тридцатипятилетний мужчина с желтоватым цветом лица и уставшими глазами рвался в бой. Немедленно. Он то говорил об опасности, грозившей Мекке, то вспоминал об острой нехватке продовольствия и оружия у прячущейся в горах армии Фейсала. Сплевывая, проклинал коварство Фахри-паши, который не только убил ни в чем не повинных мирных жителей, но также назначил награду за голову его брата и поклялся преследовать отряды Фейсала, пока на намотает на копыта своих лошадей кишки каждого мятежного солдата.
Идея Нэда проехать по дороге паломников в обратном направлении — не в Мекку, а в горы, где скрывался Фейсал, удивила Али, но он вызвался получить у своего отца разрешение на путешествие чужеземца по Хиджазу.
Насколько мог судить Нэд, прислушиваясь к скороговорке арабского, стоя у стены телеграфа и рассматривая продвигающуюся по улице Джиды процессию нищих, разговор получился непростым. Мысленно Нэд записал на счет Хусейна недоверие к англичанам, чьей помощи он искал. Вместе с неумением командовать эти промахи делали Хусейна человеком, с которым трудно добиться успеха.
Вильсон объяснял паломничество Нэда тщеславием.
- Англичанам не хватает знаний. Ваша разведка вглубь страны и оценка численности и настроений повстанческих отрядов сделает вас незаменимым в каирском штабе и правой рукой Клейтона. Возможно, вас даже представят к награде, - подначивал он Нэда и при этом по-отечески советовал беречься от пуль.
Нэд покинул лагерь Али с двумя проводниками и почти без запасов еды и воды, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей вылазке. В который раз он подивился привычке арабов напиваться вдоволь у колодцев, а потом не брать в рот ни капли воды на протяжении шестичасового перехода. Разум европейца подсказывал, что это неправильный расход ресурсов и лишняя нагрузка на организм. Живущий внутри мистик был рад проверить собственные границы. Нэд не питал иллюзий насчет собственного тела, знал все свои слабости - при недостатке физической силы уповал на то, что в вопросах общей человеческой выносливости выигрывает сила воли. Ее он и хотел испытать, отказываясь от воды весь переход наравне с арабами. Через три часа езды по залитым солнцем равнинам язык начал прилипать к небу. Через четыре - горло саднило при каждом вдохе. Губы потрескались, и Нэд сомневался, что когда-либо сможет говорить. Последние мили он проехал как в тумане, сосредоточенно борясь с болезненным дыханием и покалыванием в носоглотке и легких.
Поднося мех с водой к губам около колодца, он почувствовал, что родился заново. Первый глоток принес мало облегчения, зато наполнил его гордостью и ликованием.
Пересекая земли бени-али, Нэд видел разрушенный Авали. От домов остались потемневшие стены, базарную площадь забросали тряпьем и мусором. Место выглядело покинутым много веков назад, похоже на города, которые находили археологи. Нэд удивился тому, как быстро светлый песок впитал кровь.
Проводники кляли вслух Фахри-пашу. Нэд вспоминал упреки Абдуллы и думал о том, что ни одному арабу не придет в голову обвинить Фейсала в гибели Авали.


Глава третья
Жители вади Сафра настороженно отнеслись к появлению чужаков. После короткой перестрелки между местными и его проводниками, Нэду удалось смягчить сердца жителей маленькой деревни деньгами. За два английских фунта его угостили жесткими лепешками, напоили водой и обещали проводить к отрядам эмира Фейсала. Коротконогий двенадцатилетний мальчишка, показывая путь, бежал рядом с верблюдом и норовил запустить руку в седельную сумку Нэда.
Лагерь арабской армии напоминал стоянку большого племени кочевников. На плодородных берегах вади Сафра, между кустами тамариска раскинулись сотни шатров. Здесь собралось около тысячи людей. И лишь у каждого десятого была винтовка. Несмотря на это, бедуины были полны решимости:
- Мы не успокоимся, пока последний турок не уберется с нашей земли! - били себя кулаками в грудь вожди мелких кланов.
Каждый шериф, присягнувший на верность Фейсалу, привел с собой от двадцати до семидесяти солдат. Все они были бедны, и война стала для них единственным прибыльным делом - впервые изголодавшиеся кочевники получали регулярный доход.
- Я служил в турецкой армии, - басил широкоплечий воин. - Кормили впроголодь. Пороли. Не платили. Дом годами не видел.
- Фейсал платит за воина два фунта, за воина с верблюдом - четыре, - вторил ему беззубый нищий, один из шерифов атеби.
- Великие времена наступили для аджейли! - подхватил человек в рваной рубахе. - Турки у нас овец отобрали, верблюдов для своих солдат забрали... Если бы не Фейсал, пришлось бы мне с протянутой рукой ходить...
У Нэда была отличная память — он легко запоминал десять страниц текста почти дословно после первого прочтения. Чтобы составить доклад о войске Фейсала, ему не нужно было вести заметки — регулярные записи в блокнот стали данью традиции. Сидя вечерами костра, он составлял отчет об арабской армии и думал о ее командире.
В великолепной, но значительно потрепанной дорогой одежде Фейсал выделялся среди своих людей. Выделялся своей белой кожей, унаследованной от матери черкески. Тонкими благородными чертами лица. Медленным и тихим говором. Сдержанными движениями.
Роль Пророка очень шла ему.
- Зачем ты здесь англичанин? К чему все твои записи? Какой в них смысл? Не нужно писать о нас книги, дайте нам пушки, и мы будем гнать турок до Константинополя! - прервал его размышления Мавлюд, адъютант Фейсала. Широкоплечий воин, прошел закалку службой в турецкой армии и едва не поплатился жизнью за попытку поднять в ней мятеж.
Каждый день Нэд слышал о том, что прячущимся в горах отрядам не хватало не только оружия, но и продовольствия.
- Почему великий мудрейший Фейсал не попросит своего великого отца и братьев прислать его войску, сражающемуся против турок под знаменами Мекки муку и рис? - сетовал шериф атеба с покрытым оспинами лицом.
- В прошлый раз мешки пришли полупустые, а винтовки были с поломанными затворами, - сокрушался другой шериф.
- Правда, что Фахри-паша окружил нас со всех сторон?
- Да благословит бог добрых и честных жителей вади Сафра за то, что помогают нам мукой и кофе, - напоминал имам, прикрываясь от солнца зонтиком. - Благословит бог наших ловких охотников за то, что ловят в горах газелей и зайцев.
На ужин в палатке Фейсала подавали пирожки, присланные его бабушкой из Мекки. Что само по себе доказывало, что блокада Фахри-паши не была такой плотной, какой казалась. Размышляя о том, почему его отец и братья отказывают ему в помощи, Фейсал почти не притрагивался к еде.
Единственным подарком, который эмир не мог оставить без внимания, были сигареты, регулярно прибывавшие из Мекки. Курил Фейсал много и с удовольствием, каждый раз затягиваясь как в первый. Иногда Нэду казалось, что за клубами дыма он прячется от собравшихся в его шатре людей.
- Видит бог, никто так не предан эмиру как я, - склонив голову, говорил вновь прибывший шериф из окрестностей Медины. - Для меня честь, если в твоей армии будет служить мой старший сын...
- Рад слышать твои слова, - Фейсал устало моргнул. - Уверен, твой сын незаменим в бою. Но меня больше беспокоит твоя торговля с турками.
- Это дела денежные и низкие, без которых, к сожалению, мне не прокормить мою семью. Но мудрейший эмир должен знать, что сердце мое принадлежит великой мечте о свободе. Как и ты, я хочу прогнать турок с наших земель!
- Отдай мне всех твоих сыновей, - прищурился Фейсал. - Я хорошо заплачу, тебе не нужно будет продавать туркам молоко и сыр.
Горец качал головой, поглаживал бороду, прикидывал, подсчитывал, торговался.
«Как он это выдерживает?», - спрашивал себе Нэд, следуя за Фейсалом на следующий день по лагерю. Позолотив водную гладь, солнце ползло к закату, длинными тенями расчертив влажную рыхлую землю вокруг шатров.
- У меня пропал мех с маслом, - жаловался низкорослый шериф атеба. - Видит бог, его украли...
- Я поделюсь с тобой своими запасами, - не дал ему договорить Фейсал. Не часто эмир сталкивался с проблемами, которые можно было разрешить проявлением доброй воли — поделившись своим или оказав сочувствие.
- Шериф Ахмед, три дня назад у вас сбежали два раба? Удалось найти их? - спросил Фейсал пьющего кофе у своего шатра старика.
Польщенный вниманием потомка Пророка, араб сокрушенно покачал головой и благодарно улыбался:
- Не поймали мерзавцев. На все воля бога.
- На все воля бога, - согласился Фейсал.
Эмир Фейсал был выше Нэда на голову. В лучах садящегося за гору солнца его высокая фигура отбрасывала длинную тень на серую землю. Подойдя ближе, Нэд бездумно любовался тем, как его собственная более короткая тень сперва соприкасается, потом прижимается, а затем и вовсе растворяется в длинной тени эмира.
В это время пожилой араб с застаревшими пятнами крови на одежде жаловался Фейсалу:
- Видит бог, я пришел к тебе, потому, что ты борешься за правое дело. Присягнув тебе на верность, я искренне поклялся забыть о кровной вражде, пока последний турок не покинет Хиджаз. Видит бог, я всегда держу слово. Но подлый, бесчестный, лживый Азиз ибн Гасим нарушил все законы, от людей и от бога. Предал и убил моего сына.
- Это серьезное обвинение. У тебя есть свидетели?
- Нет! Негодяй говорит, что мой сын сбежал к туркам в Медину! Богом клянусь, мой сын никогда не был трусом и предателем.
- Если он мертв, я буду искать убийцу так, как искал бы убийцу моего брата. Если он сбежал, я потребую, чтобы ты наказал его, - пообещал Фейсал.
Во многих спорах невозможно было вынести немедленное решение. Фейсал выслушивал спорщиков, скрестив руки на ритуальном кинжале, а потом объявлял наказание. Дважды справедливость наказания казалась Нэду спорной, вина - труднодоказуемой, а дело и вовсе запутанным. Но разве мог великий потомок Пророка позволить себе сомневаться? Его людям нужна была уверенность. Они шли за легендой. За идеей. За миражом.
После ужина, когда шерифы покидали шатер Фейсала, ненадолго Нэд оставался с эмиром наедине. В короткие моменты затишья Фейсал позволял себе расслабиться - тушил свою неизменную сигарету и откидывался на подушки. Сидя на расстоянии пяти шагов Нэд наблюдал, как медленно вздымается и опускается грудь лежащего неподвижно принца.
В полночь наступало время выслушивать отчеты разведчиков и составлять план ночных вылазок.
План действий Фейсал объяснял, набрасывая схему палкой на земле. Мишенями для полуразбойничьих набегов становились турецкие заставы, цепью растянувшиеся вдоль железной дороги. Гарнизоны в двадцать человек и два-три пулемета делали их легкой добычей для маленьких семейных отрядов на быстрых верблюдах. Целью нападения были запасы еды и оружия.
- У источников большой отряд солдат Фахри-паши, - тараторил худой и юный разведчик. - Пять тысяч. У них пять самолетов. Сто пушек!
Перечисляя вооружение противника, он размахивал руками. Мавлюд, вместе с Фейсалом и Нэдом выслушивающий фантастический доклад, скрипел зубами от злости и поглаживал раскрытой ладонью рукоять кинжала, всем своим видом показывая, что, будь его воля, он бы собственноручно отрезал лживый язык парня.
- Вам не хватило кофе? Или рядом никого не было, чтобы разбудить тебя от приснившегося кошмара? - пошутил Фейсал, но его глаза не смеялись.
Парень тряхнул головой и заново принялся описывать мощь врага - выходило, что турки были вооруженны в разы лучше, чем англичане под Галлиполи.
- Где твой брат?
- Вчера он ушел домой.
К сожалению, теперь парень говорил правду, и такое положение вещей не было редкостью. Мало кто из бедуинов хотел служить вдали от родного селения. Несмотря на явную выгоду от войны, они рассматривали мятеж как долгосрочное предприятие. Как строительство канала. Война никуда не убежит. Это вовсе не означало, что они не понимали идею восстания. Нэд не раз видел как шерифы и простые пастухи приносили Фейсалу клятвы верности, с пылом, азартом и со слезами на глазах. Все они ненавидели турок и желали им самой ужасной смерти. Но, наученные голодом и нуждой, знали, что простые потребности тела нельзя откладывать на завтра.
Целиком и полностью с маленьким исключением армия Фейсала состояла из бедуинов, первым делом которых всегда была защита своих территорий от чужаков. От турок и от соседей, с которыми они теперь сражались бок о бок. Бывших конкурентов за пастбища объединила общая ненависть к тем, кто мог отобрать у них и пастбища, и скот. Способна ли ненависть к туркам объединить бедуинов с европейцами, чьи верования и образ жизни отличались от их? Нэд заметил, как пренебрежительно арабы относились к армянской семье, единственным христианам, постоянно следовавшим за Фейсалом. Трое армян, переживших резню в Киликии, держались днем особняком, вечерами одного из них Фейсал приглашал в свой шатер. Раз в три дня армяне монотонно, без выражения рассказывали о трагедии восьмилетней давности:
- Турецкие солдаты окружили город со всех сторон. Сначала они взяли самых сильных и молодых. Связали их, обложили хворостом и подожгли. Мою мать и других женщин загнали в церковь и отдали солдатам. Их изнасиловали, а потом закололи штыками. Детей вывели на площадь, построили в ряд, голова к голове, по росту. А потом делали ставки, скольких можно убить одной пулей, если выстрелить в затылок крайнего.
От описанной картины на Нэда нападало оцепенение, арабские вожди приходили в яростное возбуждение — вскакивали со своих мест, обнажали оружие, сыпали проклятьями и угрозами. В этот миг они от всей души жалели рассказчика, что не мешало на следующий день многим из них толкать и пинать армян при любой возможности, указывая на их место в конце каравана.
В один из дней, когда небо над вади Сафра побелело от солнца, как песок в пустыне, Нэд стал свидетелем наказания. Раньше он лишь слышал, что в арабской армии, как в турецкой, в ходу телесные наказания, но сегодня впервые увидев. Он не разобрался толком, в чем было дело, слышал лишь спор двух шерифов о том, как следует покарать провинившегося солдата. Один предлагал выпороть, второй настаивал на пятидесяти ударах по пяткам. В итоге несчастного уложили на землю, закрепили его ноги в петли, прикрепленные к двум палкам фалаки. Двое крепышей подняли фалака, над землей, вздергивая вверх пятки наказуемого. После пятидесяти ударов тонкими прутами, стопы бедняги превратились в кровавое месиво.
Возможно, любой другой европеец на месте Нэда отвернулся бы, не стал смотреть. Возможно, даже возмутился, но Нэд не отвел взгляд.
Проведя несколько дней в лагере, Нэд познакомился почти со всеми вождями и отцами больших семейств. Главы кланов жили в шатрах, в их владении обычно был верблюд или мул. Вокруг палаток спали слуги и другие члены клана. Лишь один шатер выделялся среди других. У старика, обитавшего в нем, не было воинов, не было даже слуг. Он мало походил на бедуина, его одежды хранили следы богатства так же, как и платье Фейсала. Живя в шатре, достойном эмира, он не принимал участие в военных совещаниях. Наоборот, если навещал Фейсала, делал это когда эмир оставался один. Подгоняемый любопытством Нэд подгадал момент, когда Насир был у Фейсала, и вошел внутрь. Мавлюд, отдыхавший в тени шатра эмира, скривился и, сплюнув сквозь зубы, выругался:
- Насир мерзкий сириец. Земледелец из Дамаска. Один из общества «Фетах». Прячется у Фейсала, с тех пор как Джемаль назначил цену за его голову.
Сирийца будто смутило появление англичанина, и он поспешил уйти.
Дамаск? Нэд вспомнил, что год назад, на стадии подготовки мятежа, когда Абдулла посещал Каир и вел переписку с англичанами, Фейсал жил в Дамаске.
«Каково это - находиться длительное время в тылу врага?», - в душе Нэда вспыхнул азартный интерес. Перебирая в памяти факты из биографии Фейсала, он подумал, что у Фейсала накопился большой опыт игры на чужой территории. Тот, кто провел детство и молодость в плену, наверняка умел хорошо притворяться и хитрить.
Высказывая сочувствие казненным сирийцам, Нэд надеялся выведать что-то о жизни Фейсала в Дамаске. Поговаривали, многие из казненных членов тайного общества были близкими друзьями шерифа Хусейна и принимали Фейсала в своих домах. Кажется, Джемаль-паша заставил Фейсала смотреть на казни его друзей? Сейчас Нэд отдал бы руку на отсечение, лишь бы услышать эту историю от Фейсала и узнать о его страхах.
Но, видимо, школа Константинополя с ее вынужденным притворством накрепко въелась в кровь Фейсала, потому в ответ на сочувствующие слова, он заговорил о политике:
- Сирийцы добивались протектората Франции. Хотели прогнать турок, чтобы подчиниться Франции. Трусы боялись брать в руки оружие, рассчитывали избавиться от турок силами французов. Они стремились не к свободе и арабскому государству, а лишь хотели сменить хозяев. По сути, они были предателями. А их речи и дела противоречили освободительному движению.
Нэд все еще гадал, какие на самом деле чувства испытывал Фейсал по отношению к событиям в Дамаске, но вождь арабов пожелал говорить о другом, ясно давая понять, что вместо того, чтобы думать о прошлом, стоит обратить взгляд в будущее.
- Сейчас мы гордимся дружбой с англичанами и нуждаемся в вашей помощи. Но мы не подданные Англии. У англичан тяга к пустынным землям. Однажды, возможно, Аравия покажется им ценной и они захотят обустроить ее. Ваше благо и мое благо могут быть различны. А насильственное благо, как и насильственное зло, заставляет людей плакать от боли. Не сочти за обиду, но люди слишком слабые и подчиняются своим желаниям. У нашего народа будет характер хромого калеки, пока он не встанет на собственные ноги.
Понять и поддержать Фейсала было легко и приятно - Нэд говорил о будущих победах и взятии Дамаска, испытывая при этом волнение, какое испытывал перед началом раскопок, оглядывая пустынные холмы, под которыми рассчитывал обнаружить сокровища, древний город или святилище. В каком-то смысле войско Фейсала виделось ему таким древним городом - если его отчистить от песка и грязи, оно засияет во всем своем великолепии.

@темы: слэш, фик, Т.Э. Лоуренс, NC-17, драма, Али, Фейсал

---

[moody flooder]

Исторический ТЭЛ:
thisisaslongas начитывает аудиоверсию "Чеканки" и продолжает выкладывать по главе в день: 15а, 15б, 16, 17, 18, 19а, 19б, 20а, 20б, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 2-1, 2-2, 2-3
telawrence выкладывает фото ТЭЛ за 1931 г., минималистическую обложку 7столпов, фото кинжала и Head cloth, которые ТЭЛ носил, хиттитской фигурки, которую он держал у себя после войны
NYTimes выкладывает рецензию на биографию ТЭЛ пера Скотта Андерсона
saathi1013 выкладывает фото иллюстраций 7столпов: 1, 2

Фильм:
torrilla цитирует рассказ Тома Хиддлстона о том, как он смотрел "Лоуренса Аравийского"

Фантворчество:
Команда Лоуренса на ФБ выкладывает миди: Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4
Команда Лоуренса на ФБ выкладывает бонус
Команда Лоуренса на ФБ выкладывает макси: Иллюстрации | "Маргиналии": часть 1, часть 2, часть 3 | "Идеалы напрокат": часть 1, часть 2, часть 3 | "После падения": часть 1, часть 2, часть 3
algrenion рисует О"Тула и Шарифа, а также Лоуренса и Али
Команда ФФБ рисует наш фандом (среди других сборных команд)
telawrence выкладывает портрет ТЭЛ пера David A. Johnson

Фандом:
На ФБ продолжается голосование челлендж 3 левела, иллюстрации к макси, сами макси, миди 3 левела
Про выкладку челленджа пишет Икебана Фаберже, Evoillejarhe, Запасной аэродромчик
siore дает ссылку на выкладку миди, выкладку макси, бонус и призывает голосовать за челлендж и за миди
stochastic пишет про выкладку макси, работы команды на ФБ, челлендж, арт и игру в общем
Про голосование за драбблы 3 левела пишет Чай с ванилью
Про миди пишет Rendomski
Про арты пишет Чай с ванилью
Чай с ванилью пишет, как собирается голосовать за мини 3 уровня
siore пишет, как собирается голосовать
amethyst deceiver рекламирует выкладки команды

@темы: обзоры

---

[Stochastic]

Название: Осколок Мекки
Автор: stochastic
Персонажи/Пейринги: Джемаль/Фейсал, Т.Э.Лоуренс
Размер: мини
Рейтинг: R
Жанр: ангст


Пять раз в день. Молиться. Мечтать. Заглядывать за горизонт и надеяться. Много или мало? Часто или редко? Пять раз в день ему позволено быть самим сабой. Порядок к которому он привык едва ли не раньше, чем научился самостоятельно справлять нужду. Пять раз в день, повернув лицо к Мекке, Фейсал совершал паломничество к самому себе.
Южный ветер с пустыни звенел в проводах. Красное солнце скользило по плоским крышам Дамаска. Во дворах лаяли собаки.
- Англичане уже ответили вам? - вкрадчивый шепот Джемаля звучал обвинительно. Фейсала передернуло от его теплого дыхания и прикосновений.
Утренний свет пробивался сквозь ставни, узорами ложился на разбросанные одеяла и подушки. Шелк постели сохранял ночную сырость и влажное тепло тел.
Фейсал перевернулся на спину и оказался лицом к лицу с нависшим над ним Джемалем.
- А вам? - он знал чего Джемаль ждет от него — споров и ссор.
Больше полугода они играли в игру, которая одному позволяла чувствовать себя царем горы, второму - самой ловкой на свете мышкой прячущейся от кошки. Единственным, что их на самом деле объединяло, были воспоминания - оба слишком хорошо помнили Константинополь и не могли забыть заигравшегося в бога султана. До того, как возненавидеть друг друга, они ненавидели Абдул Хамида. Почти всю сознательную жизнь Фейсал провел в «почетном» плену при дворе турецкого султана. Стоило ли удивляться, что и теперь он уютно чувствовал себя в роли заложника?
Пленники из рода пророка Мухаммеда восемнадцать лет были дополнительным символом абсолютной власти в Османской империи. Стоило удивляться, что свергнувший султана человек захотел украсить свою корону тем же драгоценным камнем? Потомок пророка, кушающий с его руки, на цепи у его трона. Пусть трон и умозрительный. Пусть его приходится делить с двумя эмирами. Фейсал знал, Джемалю нужен свой маленький осколок Мекки.
Когда Фейсал появился в Дамаске, Джемаль смотрел на него чаще, чем поворачивал лицо к Мекке. Надеялся повлиять через сына на отца и заставить наконец упрямого короля Мекки признать войну против англичан и французов джихадом? Верил, что благословение святой земли поднимет боевой дух его измотанной затянувшейся войной армии? Желал увеличить свой авторитет перед народом, удерживая при себе потомка пророка? Или, может, просто искал утешения, разыгрывая из себя жестокого султана, которому прислуживает правнук Мухаммеда?
Фейсал щедро подпитывал каждую из его иллюзий. Сопротивлялся, пробуждая в эмире гордость победы. Дерзил, позволяя тому насладиться ролью властного судьи. И, наконец, подчинялся, взращивая в душе эмира беспечную веру в собственное превосходство. Морочил голову день за днем, вовлекая в игрушечную войну, тешащую самолюбие и отвлекающую от войны настоящей. Старые воспоминания помогали обоим сжиться со знакомыми ролями. Ролями, по которым оба тосковали и в которых чувствовали себя уютно. Отыгрывая старое, они примирялись с новым.
Фейсал ощущал свою связь с Джемалем почти физически — иногда она оборачивалась мучительной тянущейся болью, иногда - скручивающей внутренности злостью, приправленной стыдом, сожалением и возбуждением, перемешанным со страхом.
В военном штабе, когда они просматривали и выслушивали доклады разведчиков, было особенно заметно, что искусству войны их учили одни и те же учителя. И даже за насмешками, которыми Джемаль осыпал Фейсала на людях, ему не удавалось скрыть досаду.
- Генерал фон Неедорф, вы знакомы с Фейсалом, принцем Мекки? - паясничал Джемаль перед немцем. - Его отец восемнадцать лет лизал задницу султану Абдул Хамиду, теперь его сын прислуживает мне.
Так уж получалось, что в Дамаске было всего двое человек, способных одинаково трезво оценить интересы европейцев и особенности восточного характера. И как бы противно это ни было великому сирийскому эмиру Джемаль-паше, заложник из Мекки был единственным, к чьему мнению он иногда прислушивался. Тем отвратительнее было мнимое взаимопонимание, чем больше слухов о готовящемся мятеже ходило по Дамаску.
- Чем занимается твой брат в Медине? - спрашивал Джемаль, расстегивая вечером китель Фейсала.
- Собирает войско, готовое поддержать тебя по первому зову, - отвечал Фейсал.
Он врал всегда, если его лицо не было повернуто к Мекке. И даже лицом к Мекке он не произносил правду вслух.
Ложь была прозрачной печатью на их негласном договоре — они вместе, пока один врет, а второй принимает его ложь. Связанные прошлым, запутавшиеся в настоящем, полном миражей, честолюбивых планов и надежд, они ожидали приближения будущего, которое сделает их врагами. По сути, они уже враждовали: Джемаль организовывал карательные экспедиции против арабов, Фейсал подбивал на мятеж турецкую армию и дожидался подходящего момента, чтобы нанести эмиру удар в спину. Но пока момент не пришел, они были слишком слабы и эгоистичны, чтобы отказывать себе в удобстве и удовольствии играть те роли, к которым привыкли. Иногда, обращая взгляд к святой земле и чувствуя как между ног стекает сперма, Фейсал смеялся над собой, представляя себя во главе арабского движения за свободу. Неужели его великое происхождение затмит привычки? Волшебная кровь пророка, якобы текущая в его венах, поможет забыть восемнадцать лет рабства, детство и юность шута и заложника при султане? Разве он верил в чудеса? Или ему и не нужно верить? Достаточно, если другие поверят в него? Но кто поверит в пророка, который сам не верит в себя? Хочешь получить их сердце - отдай им свое тело? К черту веру, все, что Фейсалу нужно - это надежда, что однажды, повернув лицо к Мекке, он скажет правду.
Стоя в облаке пыли, летящей из под копыт верблюжьих отрядов, рядом с Джемалем, Фейсал знал, что эта армия принадлежит им обоим. Формально арабские части подчинялись паше, сердца солдат ждали призыва к восстанию.
Обычно эмир был груб и настойчив. Его неожиданная нежность, медлительные ласки всегда внушали беспокойство и Фейсал извивался на простынях, словно просил большего, подставляя чувствительную кожу под широкие ладони.
Они оба носили мундиры генералов турецкой армии. Возможно, Фейсалу было бы легче, будь он ниже по званию? Он с нетерпением ждал дня, когда избавится от генеральского кителя, и одной ложью в его жизни станет меньше.
Перед домом Джемаль-паши босоногие дети забрасывали камнями хромую собаку. Ветер нес запах гниения от реки. Над головой кружили вороны. Базарная площадь тонула в тишине.
Будущее приближалось с неумолимостью песчаной бури. Как бы ни хотелось Фейсалу закрыть глаза, он не отрываясь смотрел на поднимающихся на эшафот людей. Большинство членов тайного общества за освобождение Сирии «Фетах» были стариками, друзьями его отца, которые из своего кармана выплачивали жалованье голодранцам собиравшимся под знаменами в Медине. Каждый из тех, перед чьим лицом сейчас раскачивалась веревочная петля, верил в великое предназначение Фейсала.
Босые, без головных платков, в простых рубахах без поясов, они походили на нищих. На рабов.
Словно угадав его мысли, Джемаль положил руку на плечо Фейсала и подтолкнул его к плахе, чтобы он мог почувствовать исходящий от приговоренных к смерти запах нечистот и страха.
- Мы перехватили бумаги французского консула, - прошептал Джемаль. - Жаль, там не назывались имена всех заговорщиков.
Старый лекарь с изуродованными подагрой пальцами смотрел поверх головы Фейсала. Взгляд старика был обращен к Мекке. Каждый раз, принимая Фейсала в своем доме, он на прощанье говорил о своей тоске по святым местам и о том, как сильно мечтает перед смертью совершить паломничество.
- Под пытками они отрицали твое участие в заговоре, - Джемаль вжал ладонь между лопаток Фейсала. - Я обещал им жизнь, если они покажут на тебя...
- Ты поплатишься за это...
- Ты тоже, - ответил паша.
Фейсалу чудилось, что волокна веревки врезаются в его шею, и земля уходила из под ног, когда открывался люк. Не дыша он смотрел, как дергаются в предсмертных конвульсиях те, кто признавали в нем пророка.
Он знал, что сирийцы умирали из-за его медлительности. Из-за того, что его отец и братья, как многоглавый змий, не могли принять решение, не могли договориться, спорили. Искали союзников, ждали ослабления Турции. Надеялись на чудо? Не спешили поднимать оружие. Оправдывало ли их то, что у их людей не хватало того самого оружия? Что армия была не организована? Что командиры враждовали между собой? И сам Фейсал больше всего на свете боялся, что восстание, начавшееся с поражения, никто не поддержит?
Он убеждал всех, что начинать нужно с победы, и теперь они начали с крови. Чего он добился? Того, что Джамель начал все за него? Потому что Фейсал оказался слаб?
Казни продолжились. Фейсал снова и снова стоял рядом с плахой. Джемаль с интересом наблюдал за ним на площади, а за закрытыми дверями своей спальни попеременно пытал то нежностью, то грубостью, не причиняя настоящей боли, которой хотел Фейсал.
- На самом деле, - говорил Джемаль, прижимаясь сзади к Фейсалу и упираясь подбородком в его затылок, - они предали не только меня, но и тебя. Чем французы и англичане лучше турок? Сирийцы готовы были стать их вассалами, лишь бы христиане помогли уничтожить нас.
За всю свою жизнь Фейсал сорвался лишь раз, в день, когда на площади было особенно жарко. Он давно утратил сон и аппетит. И когда начал кричать, он уже не мог остановиться, в голос проклиная Джемаля и желая смерти его роду. Даже пощечины Джемаля не заткнули принца, привыкшего к роли раба, заложника и шута. Народ показывал на него пальцами. Но это даже близко не было похоже на позор, которого хотел Фейсал.
Приезд в Дамаск Энвера-паши стал неожиданностью для всех. Распивая вино в гостиной, двое из трех правителей великой османской империи говорили о депортации армян и высмеивали трусливых арабов. Фейсал пропустил момент, когда родилась идея устроить инспекцию арабскому гарнизону в Медине.
Поездка верхом через однообразный пустынный ландшафт успокаивала. Фейсал будто пребывал в спячке, ни с кем не разговаривал, ни на что не обращал внимание. Поворачивая лицо к Мекке, молился о том, чтобы бог дал ему возможность провести оставшуюся жизнь в дороге, в седле.
Арабский гарнизон в Медине показался миражом. Арабские командиры твердили, что готовы к восстанию, а Фейсал замечал лишь то, как хорошо сидят на них турецкие мундиры. Они призывали убить Джемаля и Энвера, но Фейсал неотрывно смотрел в сторону Мекки.
- Гости от Аллаха. И мы не тронем их, - Фейсал сжимал рукоятку сабли, мечтая увидеть смерть Джемаля.
Они послушались его, хоть и считали слепое подчинение законам гостеприимства глупостью, противоречащей военным целям. Позже Абдулла, не скрывая своего презрения к Фейсалу, назвал его поступок слабостью.
Но впервые в жизни Фейсал не стыдился своей слабости. Смотреть на Мекку и поступить по чести, разве не этого он всегда хотел? Фейсал не понимал, почему бог, не щадящий ни детей, ни праведников, решил щедро наградить его за единственный верный поступок, послав ему англичанина.
Будучи ниже Фейсала на голову, Лоуренс обладал поразительной энергией и заражал ею всех вокруг. Он был одновременно и наказанием для Фейсала, и благословением. Всем сердцем Фейсал хотел видеть в пришедшем из далекой земли светлоглазом человеке пророка. Но Лоуренс уже выбрал пророка, и Фейсалу нечего было противопоставить его вере. Фейсал разучился смотреть в сторону Мекки, теперь он смотрел на Лоуренса и иногда, оставаясь с ним наедине, вслух признавался в своих грехах.

@темы: слэш, фик, Т.Э. Лоуренс, ангст, Фейсал

---

[Stochastic]

Название: Мальчики играют в солдатиков.
Автор: stochastic
Персонажи: Т.Э.Лоуренс, Э.Алленби
Рейтинг: G
Жанр: драма

Извещение о смерти сына пришло сразу после письма о новом назначении. В душном Каире Алленби думал о похоронах, присутствовать на которых не позволил долг. Мысленно выбирал цветы. Тюльпаны, розы и гвоздики, которые кладут на могилы в Англии, в Африке быстро увядают. Военная карьера Алленби начиналась в Ботсване, и он слишком хорошо был знаком с здешним удушливым климатом.
Про себя Алленби называл своего предшественника, сэра Арчибальда Мюррея, прямолинейным болваном, списывая его неудачи на неумение быть гибким и изобретательным. К собственным промахам он тоже относился безжалостно. И если ошибки Мюррея заключались в его торопливости и желании идти на пролом, Алленби при Аррасе подвела осторожность. Одна неиспользованная возможность - и прощай, пост командующего.
Сжимая пальцами игрушечного деревянного солдатика, бессмысленное наследство от единственного погибшего сына, Алленби пытался разобраться, что цепляло его в сидевшем напротив человеке. Кажется, у одного из друзей его сына в военной академии были такие же голубые глаза? Но мальчишки, которых знал Алленби, никогда не стали бы выряжаться в странные арабские одежды. Возможно, Алленби волнуют несоответствия в образе гостя — бесформенная одежда плохо сочеталась с правильной английской речью. Он весь словно соткан из противоречий: решительный герой, взявший Акабу, на самом деле оказался человеком маленького роста с гладко выбритыми щеками и мягкими, выгоревшими на солнце светлыми волосами. Но самым очаровательным в нем было то, как бойко он говорил о своих играх в солдатиков.
- В этой войне Англия давала слишком много обещаний. Шерифу Хиджаза, эмиру Неджа, евреям... Если вы хотите, чтобы армия Фейсала стала правым крылом английской армии, заключите с Меккой соглашение. Нам нужен ратифицированный международный договор. Только тогда вы получите поддержку Фейсала.
В некотором смысле Алленби умиляла его дерзость и настойчивость. Хорошие мальчики учатся воевать по книжкам и верят в идеалы. Когда-то он сам был таким же. Но теперь его обязанность - наставлять и учить глупых мальчишек.
- А на чьи деньги, по-вашему, существует великая армия Фейсала, Лоуренс? Что останется от войска кочевников, если отобрать у них английское золото и оружие?
То как он расстроился, отвел взгляд и поджал губы, разбудило в душе Алленби давно забытое воспоминание - Англия, дождь за окном, хрустящие булки на завтрак и разрушивший домашнюю идиллию звук бьющегося стекла, когда его четырехлетний сын случайно зацепил локтем вазу.
- Я сделаю для вас все, что смогу. Финансирование без перебоев. Регулярная поставка оружия. Поддержка Акабы с моря. Доставка продовольствия. Что еще вам нужно?
И снова Лоуренс удивил Алленби — оказывается, мальчик умел торговаться не хуже, чем хитрый купец на базаре.
Уходя, он тихо прикрыл за собой двери. Алленби не слышал шагов в коридоре. Наверное, все дело было в смешной открытой обуви, которую Лоуренс носит. Возможно, у арабов он научился ступать бесшумно. Умные мальчики быстро учатся. Но если Алленби собирался научить его воевать, сперва придется поработать над дисциплиной. С улыбкой Алленби вспомнил просторный арабский балахон, в который закутался маленький герой. Еще одна игра. Маскарад с переодеванием. Невольно он ощутил потребность оберегать этого решительного мальчика.
В следующий раз Алленби видел Лоуренса в своем штабе в Рафахе. Желание отчитывать его пропало, когда Алленби заметил, каким уставшим выглядит Лоуренс: лоб и щеки шелушились, белоснежные одежды и выгоревшие на солнце волосы подчеркивали темные круги под глазами.
Кто-то должен был ему сказать, что он впустую тратит силы:
- Ваши действия на железной дороге имеют еще какой-то смысл, кроме рекламы Фейсала?
Голубые глаза Лоуренса зло вспыхнули, он говорил о том, что турки теперь пользуются железной дорогой в случае крайней необходимости и с большой опаской, о блокаде Медины и малых жертвах среди арабов.
Алленби покровительственно кивал. Он приготовил сюрприз — план, который понравится любому мальчишке, любящему играть в войну.
- Пора заканчивать топтаться на месте и начать наступление. Если мы нападем одновременно, турки не удержат два фронта. Мой корпус вместе с индусами и австралийцами атакует Иерусалим, вы поведете своих солдатиков на Дераа. И к концу года Сирия будет наша.
Вот так, малыш. Слушайся старших и станешь полковником. Алленби не понравилась вялая реакция Лоуренса. Закралось подозрение, что мальчик хитрит. Чтобы он не наделал глупостей, Алленби отправил австралийца присматривать за ним.
Арабы назвали техника из страны кенгуру Льюисом в честь автомата «льюиса». Алленби и сам быстро забыл настоящее имя того, чьи доклады регулярно получал. Алленби посмеивался и испытывал почти отцовскую гордость, читая, с каким восхищением Льюис писал о Лоуренсе. Раздражался, узнавая о новых решениях Лоуренса. Похоже, мальчику нельзя было давать много свободы. Лоуренс вовсе не собирался атаковать Дераа. Он, видите ли, опасался, что его солдатики, захватив Дераа, не удержат станцию. Боялся, что турки, выбив арабов из Дераа, проведут карательную операцию против местных крестьян. Вместо того, чтобы взять Дераа, Лоуренс старался подорвать мост около станции и потерпел неудачу.
После атаки на Иерусалим в голове Аленнби долго звучало эхо пушечной канонады. Последние письма от Льюиса расстраивали его больше, чем должны были. Он ведь военный, чего только не повидал за свою жизнь. Сумасшедших, убийц, насильников, извращенцев. С какой стати его волнует, что Лоуренс спит с мужчинами? Ему стоило бы обругать Льюиса за такие грязные подробности, но Алленби сам настаивал, что хочет знать о Лоуренсе все.
Почему же ему горько и паршиво на душе, так, словно он узнал, что его собственный сын погряз в грехе и содомии? Его сын был мертв, и чести Алленби ничего не угрожало. Непонятно было, когда он успел так прикипеть душой к Лоуренсу, что ощущал его позор как собственный? Во всем виноваты игры в солдатиков, война и одиночество. Люди, у которых ничего не осталось в жизни, кроме военных планов, порой ведут себя очень глупо. Возможно, они оба заигрались.
Гул самолетного двигателя ненадолго заглушил все звуки. С веранды отеля Алленби наблюдал, как Лоуренс радостно и благодарно пожимал руку пилота, покидая кабину. Алленби чувствовал себя стариком и завидовал беспечной молодости. Молодости, которая по-детски радовалась полетам, носила вызывающую чужую одежду и верила, что мечты сбываются, а грехи можно скрыть.
Алленби был тверд - наступление и никаких поблажек ленивым, корыстным и не желающим воевать арабам. Дераа, Алеппо, Масур и Дамаск. С двух флангов. Не без удовольствия он отметил, что его мальчик умеет подчиняться. Сидя, за столом с белой скатертью, они договорились о совместных действиях. День удался. Алленби верил, что вместе они закончат войну. Возможно, в учебниках истории их имена запишут рядом? В тот момент он и правда считал, что все остальное не важно. И обещал себе больше никогда не вспоминать о грязи, связанной с именем Лоуренса. В конце концов, какое ему дело до того, как проводят свое свободное время его подчиненные?
Ночная духота разбудила Алленби. Он сидел на краю кровати до утра, время от времени утирая со лба холодный пот. И думал о том, о чем поклялся не думать. Мужчина с мужчиной? Отвратительно. Мерзко. Мужчина не должен уподобляться женщине. Почему, как, зачем и что делал Лоуренс? Сгорая от стыда, старый генерал гадал, какую роль выбирает в этих извращенных, недопустимых отношениях мальчик, который верит в идеалы и любит играть в солдатики.
Наступление на Дамаск и выпивающая силы жара. Дрожащий воздух переполняли крики и запах пороха. Алленби был хорошим командиром. Опыт научил его держать в голове одновременно и план атаки, и пути отступления. Но, проклиная плохую связь, он больше всего волновался о Лоуренсе.
Как обычно, мальчишка пытался все сделать по-своему. Возомнил, что Дамаск будет принадлежать тому, кто возьмет его первым.
Глупый юношеский идеализм. Что может быть бессмысленнее смерти в чужой стране, в борьбе за чужую свободу, сетовал Алленби. Возможно, ему стоило проявить твердость, держать Лоуренса при себе или запереть в штабе. Перебирая поводья своей лошади, старый кавалерист думал, что легче удержать в кулаке песок, чем заставить Лоуренса сидеть на месте. Не в силах защитить его, Алленби знал, что будет чувствовать себя виноватым, если Лоуренс погибнет.
Дамаск напоминал пепелище, когда Алленби въехал в город на белом коне. Когда он вполуха слушал о потерях, главное известие согревало душу — Лоуренс жив и не ранен. Возможно, не будь Алленби таким уставшим, он даже ощутил бы гордость от того, что его мальчик сумел осуществить задуманное и первым ввел в город своих солдатиков.
До обеда Алленби писал письма и отвечал на телеграммы, избегая ищущих сенсации журналистов.
После обеда Алленби имел возможность как следует рассмотреть арабского принца. Ему очень не понравилось то, что он увидел. Что-то преступное чудилось в том, как Лоуренс и Фейсал смотрели друг на друга, словно могли общаться без слов. Алленби злила самоуверенность, заносчивость и наглость обоих.
- Независимость арабских стран: на юге до индийского океана, на западе до Красного моря, на севере до Мерсина, и дальше до персидской границы по тридцать седьмой параллели.
Впервые Алленби было неприятно слушать этот мягкий и одновременно громкий голос, до боли четко произносящий каждое слово. Зачем мальчишка говорит все это старому генералу? Алленби не политик и ничего не решает. Не иначе как его мальчик захотел потренировать на старике свое красноречие перед встречей с журналистами.
Алленби чувствовал, как внутри закипала злость. На Лоуренса, ведущего себя как капризный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. На второго мальчишку, горящим взором следящего за каждым движением Лоуренса.
Алленби тяжело вздохнул — кто-то должен был вправить им мозги:
- Я запрещаю тебе общаться с журналистами, Лоуренс. Думаешь, англичане обошлись с арабами несправедливо? Отобрали заслуженную свободу? Думаешь, ничего не может быть хуже? Устроишь скандал и опозоришь себя и своего принца. Я все знаю про вас. Знаю, какая именно близость вас связывает. Отнюдь не идейная, а глубоко греховная и отвратительная. Мужчина не должен опускаться до подобного.
На самом деле Алленби не знал и не хотел ничего знать про Фейсала. Удовлетворение он получил, наблюдая как сжался, становясь еще меньше, от его слов Лоуренс. Наконец-то Алленби удалось поставить на место заигравшегося мальчишку.
К удовлетворению от выигранного спора примешивалось странное удовольствие. Прогоняя Лоуренса прочь, Алленби предчувствовал, что уже завтра опять поддастся странному, необъяснимому желанию оберегать мальчишку. Оберегать и воспитывать, учитывая его вздорный характер, дурные наклонности и противоречащие здравому смыслу идеи.

@темы: фик, Т.Э. Лоуренс

---

[moody flooder]

Название: как Джек среди великанов
Автор: moody flooder
Персонажи: Арнольд Лоуренс
Рейтинг: G
Жанр: ангст

188 слов

В детстве Арни, бывало, донашивал после Нэда одежду - пиджаки с засаленными локтями, слишком узкие в плечах, со слишком короткими рукавами, Нэд смеялся и говорил, что он среди братьев - как Джек среди великанов. А потом мерка изменилась, будто кто-то взял да и перевернул бинокль, и Арни вдруг оказался слишком маленьким.
Он его даже ненавидит иногда, а иногда хочет сменить фамилию, но в голову, как назло, не приходит ничего, кроме "Шоу" и "Росс", а это, с какой стороны ни погляди, было бы еще более жалко. Никому не интересен Арни, но всем нужны герои, и, что же, Арни будет героем, раз так должно быть, он будет донашивать темы брата, его замки и крестоносцев, его жалкие выдумки, он будет договаривать то, что должен был договорить его брат, и молчать о том, о чем тот должен был молчать. Тогда, в доме среди рододендронов, который пахнул так, как пахнут нежилые дома, хотя Нэд еще был жив, а еще бумагой пахнул, отсыревшей бумагой, которая горела неохотно, в голову Арни пришла четкая, будто чужая мысль: все только начинается.
Он не помнит его голос, но не помнит и свой до того, как начал говорить за него.

@темы: фик, джен, семья Лоуренса, ангст, G

---

[Неизданные файлы Джексона Бентли]

Баннер сообщества:

<div align="center"><a href="http://noprisoners.diary.ru/"><img src="http://savepic.su/3469411.jpg"></a></div>

(за баннер спасибо  Defender26)

1. Сообщество предназначено для размещения фантворчества, посвященного Т.Э. Лоуренсу и его окружающим. Ограничений по жанрам, категориям, рейтигам, пайрингам и каким-либо другим критериям не существует.
2. Для удобства пользователей сообщества просьба проставлять тэги и выкладывать работы с шапками:

примерная шапка фика

Название:
Автор:
Переводчик: (для перевода)
Пейринг/Персонажи:
Рейтинг: (G, PG, PG-13, R, NC-17)
Жанр: (мистика, романс, драма, экшн, ангст, юмор, кроссовер и т.д)
Спойлеры (если есть):
Предупреждения: (смерть персонажа, ненормативная лексика, насилие, alternative universe (AU), ченслеш, альтернативные практики в сексе (БДСМ и т.п.), MPREG и др.)
Дисклаймер: (отказ от прав на мир и персонажей)
Примечания: (по желанию автора)

примерная шапка арта

Название:
Автор:
Направленность: (джен, гет или слэш)
Пейринг или персонажи:
Рейтинг: (G, PG, PG-13, R, NC-17)
Спойлеры (если есть):
Примечания (по желанию автора):

примерная шапка клипа

Название работы:
Автор:
Название группы/исполнителя и песни, которая использовалась при создании клипа:
Направленность: (джен, гет или слэш)
Пейринг или персонажи:
Рейтинг: (G, PG, PG-13, R, NC-17)
Спойлеры (если есть):
Объем клипа (в мегабайтах):
Ссылка на клип:
Примечания (по желанию автора):

3. Размещение чужих работ допустимо только с разрешения автора или переводчика, с обязательным указанием его имени и контактной информации. В случае нарушения этого правила тема будет удалена с форума, а автор темы будет забанен.


Сообщество, посвященное историческим данным о Т.Э. Лоуренсе, находится тут.

@темы: правила сообщества